Милая история о том, как старушка в забывчивости засунула своего кота в микроволновку, чтобы высушить его, вряд ли может привести к массовой агрессии. Тогда в какой ситуации городские легенды становятся опасны и почему они провоцируют насилие?

Ответ, который дают социологи, заключается в следующем. Тревога внутри человеческого сообщества — это вещь естественная. Однако иногда, вместо того чтобы искать реальную проблему, которая является причиной этой тревоги, члены сообщества сосредотачиваются на угрозе, якобы исходящей от этнической или социальной группы. Причем эта группа может быть реально существующей (евреи, хиппи) или вымышленной (например, ведьмы, заключающие договор с Люцифером).

Ощущение «врага рядом с нами» провоцирует панику, и на начальных этапах паники в обществе формируется консенсус по поводу источника опасности и серьезности угрозы: «Максимальный репост!!! Группы смерти убивают наших детей». Обнаружение источника опасности, с одной стороны, усиливает тревогу («они среди нас и завтра могут сделать это снова»), но с другой стороны, в перспективе помогает от нее избавиться, поскольку дает возможность действовать («мы знаем, кого нужно уничтожить или изгнать, чтобы снова почувствовать себя в безопасности»), что, в свою очередь, создает иллюзию контроля над ситуацией. Для предупреждения друг друга о новой угрозе члены сообщества активно обмениваются городскими легендами и слухами. Так общество создает новый моральный консенсус по поводу источника опасности, которая грозит обществу. Отсюда и название — моральная паника (moral panic).

Моральная паника не способствует выяснению реальных причин тех или иных социальных проблем. Вместо этого энергия общества направляется на борьбу с девиантом — воображаемым врагом. Например, в российском обществе 2016 года обсуждение трагедии — нескольких подростковых самоубийств — свелось не к поиску реальных причин этого явления, а к борьбе с анонимными интернет-злодеями, будто бы ответственными за все подростковые суициды, происходящие на территории страны, и с интернетом в целом (в частности, звучали призывы «пускать в интернет» по паспорту с четырнадцати лет). C этого началась паника по поводу так называемых «групп смерти» в социальных сетях. При этом попытки родителей и учителей предостеречь детей от этой опасности неизменно приводили к росту интереса школьников к «группам смерти». Моральная паника, таким образом, не только провоцирует агрессию, но и подменяет реальные причины проблем воображаемыми67.

Понятие моральной паники в 1970‐х годах впервые было использовано социологом Стивеном Коэном, который изучал страхи английского общества по поводу молодежных группировок модов и рокеров (Mods и Rockers)68. Агентом моральной паники, с точки зрения Коэна, стали британские СМИ — именно они рассказывали обывателям о том, как опасны молодежные субкультуры. После того как теория Коэна получила широкое распространение, вопрос о том, кто является агентом, провоцирующим моральную панику, стал очень важен. Всегда ли это СМИ?

Социологи Эрик Гуд и Найман Бен-Йегуда выделили три типа агентов, которые могут спровоцировать моральную панику69.

Первая, «низовая модель» (grassroots model) предполагает, что моральная паника идет «снизу вверх» и возникает спонтанно как ответ на некоторый социальный стресс. Сначала страх перед реальной или воображаемой угрозой находит выражение в легендах и слухах, и только затем в дело вступают медиа, роль которых, по мнению теоретиков «низовой модели», вторична: они «только усиливают пламя, но не зажигают огонь»70. Уже упоминаемые Бест и Харучи, анализируя панику о лезвиях в яблоках, которые анонимные злодеи раздают на Хэллоуин детям71, тоже считают ее причиной «низовую» тревогу среди взрослых, разрушение соседского сообщества, рост детской наркомании и другие страхи американского общества 1960–1970‐х годов. Эта тревога выражалась в слухах и легендах, которые только потом попали в СМИ и естественным образом усилили ее.

Во второй, элитистской72 модели (the elite-engineered model) паника является результатом целенаправленных и вполне сознательных действий политической элиты, которая нуждается в создании мнимой «угрозы», как правило, для отвлечения общества от реальных социальных проблем, решение которых может угрожать ее интересам. Успех паники обеспечивается тем, что элита располагает мощными ресурсами в виде ведущих СМИ и государственных институтов. Эта модель исходит из представлений о всемогуществе элит и тотальной манипулируемости аудитории73. Самый известный анализ, сделанный в рамках элитистской модели, — это анализ паники по поводу уличного хулиганства в Англии, его авторы — Стюарт Холл и его коллеги. По их мнению, паника по поводу уличных нападений была инициирована элитой и служила для того, чтобы отвлечь внимание публики от экономической рецессии и общего кризиса британского капитализма. Как сторонники левых политических взглядов, Холл и его коллеги полагают, что капиталистическое государство вообще всегда так делает — защищает свои экономические интересы, отвлекая внимание масс от решения насущных проблем.

В третьей модели (interest group model) паника исходит от «заинтересованных групп», в роли которых выступают различные профессиональные ассоциации, ангажированные журналисты, религиозные группы, общественные движения, образовательные институты и т. п. Распространяя пугающие истории о воображаемой угрозе, активисты заинтересованной группы пытаются привлечь внимание общества к проблеме, в реальность которой они искренне верят. При этом успешное продвижение моральной повестки автоматически влечет за собой повышение символического статуса и материального положения заинтересованной группы. Так, например, латиноамериканские и европейские коммунисты могли искренне верить в реальность слухов и легенд о том, что в США существует тайная преступная организация, похищающая латиноамериканских детей «на органы»74. Однако, принимая активное участие в разжигании паники, основанной на этих слухах, коммунисты зарабатывали себе политические очки: их обличения американского капитализма получали, благодаря таким историям, дополнительное обоснование. Поэтому при анализе подобных ситуаций, по мнению Гуда и Бен-Йегуды, ключевым является вопрос qui bono («кому выгодно»).

Гуд и Бен-Йегуда полагают, что «низовая модель» является необходимым условием для возникновения моральной паники, поскольку ни политики, ни медиа, ни общественные активисты не могут сформировать ощущение угрозы там, где его изначально не было. С другой стороны, эти массовые страхи и тревоги обычно остаются довольно неясными и смутными без действий политиков, журналистов и общественных активистов, которые их публично артикулируют. Таким образом, «grassroots обеспечивают топливо для моральной паники, активисты отвечают за ее фокус, интенсивность и направление»75, а элиты могут использовать ее в своих интересах.

Теория о трех агентах моральной паники крайне важна для понимания того, как городские легенды влияли на события в России в последние два века.

Рассмотрим два случая.

В 1830 году в Российскую империю пришла холерная эпидемия, начались холерные бунты, приведшие к гибели большого количества людей. Их триггером стало массовое распространение слухов о том, что официальное объяснение болезни — всего лишь прикрытие: либо власти, врачи, военные хотят убить (например, отравить мышьяком) «лишних» в государстве людей, либо болезнь — дело рук «польских агентов», а иногда и евреев. Городские легенды, рассказывающие об этом, распространялись на уровне grassroots, как сказали бы Бен-Йегуда и Гуд: государство отчаянно боролось с этими слухами. Император Николай I лично приказал сыскать мелкого чиновника, который в своем письме коллеге пересказал страшные петербургские слухи76. За распространение подобных историй следовало серьезное наказание: в этом случае элита боролась с моральной паникой, идущей «снизу», и относительно успешно. Спустя 120 лет, в 1950–1952 годах, в СССР происходит заметный рост антисемитских настроений (более подробно см. об этом на с. 341), приведший, как мы знаем, к «делу врачей» 1953 года. Но еще за год и за два до этого в советской стране рассказываются истории, что евреи добывают кровь из детей для омолаживания77, отравляют воду в школах и прививают болезни под видом вакцин от туберкулеза78, потому что хотят убить «наших детей». Кое-где звучат призывы к расправе и даже начинаются погромы. Моральная паника, идущая от grassroots, никакого одобрения властей не встречала: как мы знаем из спецсообщений КГБ, до 1953 года такие слухи преследовались как антисоветские, а их распространители довольно сурово наказывались. Но все изменилось 13 января 1953 года, когда в главной советской газете «Правда» была напечатана печально известная статья «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», в которой группу кремлевских врачей, в основном еврейского происхождения, обвинили в том, что они, работая на американскую разведку, неправильным лечением убили члена Политбюро Жданова и умышленно вредили другим высокопоставленным пациентам. Этой статьей элита в лице товарища Сталина возглавила моральную панику. В результате слухи о том, что чьей-то соседке врач-еврей прописал аспирин, внутри которого оказалась проволока, или что где-то детям врач-еврей под видом прививки против туберкулеза сделал «прививку рака», получили поддержку власти, что легитимизировало любые агрессивные действия по отношению к евреям.

Мы видим, что в обоих случаях агентами, изначально распространяющими слухи и легенды, были люди вне институтов, grassroots. Однако во втором случае элита моральную панику возглавила. Статус слухов в этот момент радикально изменился — они превратились в важную информацию, «одобренную сверху» и, соответственно, способную оказывать еще более разрушительное воздействие.

Погружение в мир советских страхов мы начнем с истории об опасных знаках, которые повсюду искали советские цензоры и обычные граждане в эпоху Большого террора.

Политической причиной этих поисков стало изменение образа «врага» в официальной риторике: если раньше в этой роли выступали представители бывших «эксплуататорских классов», которых можно было легко опознать, то теперь читателям советских газет, методичек и инструкций сообщалось, что враг живет среди них — умело замаскированный и совершенно не отличимый от обычных людей. Эта новая концепция требовала от советских людей большей «бдительности», которая заключалась главным образом в умении распознавать знаки, указывающие на присутствие замаскированного врага. Предполагалось, что этот враг, лишенный возможности действовать открыто, занимается тем, что мы называем «семиотическим вредительством», то есть заражает советские вещи знаками своего присутствия. Ожидание «семиотического вредительства» привело к рождению специфической советской практики — поиску скрытых знаков на самых обычных советских вещах и слухам о том, как их найти.

В 1960–1980‐е годы идея «семиотической опасности» продолжала жить в городских легендах о домах-свастиках, построенных пленными немцами, и о китайских коврах, на которых будто бы высвечивается портрет Мао Цзэдуна. Мы увидим, что хотя позднесоветские сюжеты носят уже не устрашающий, а по большей части развлекательный характер, само представление о том, что вещь может заключать в себе «семиотическую опасность», оказывается очень устойчивым и благополучно переживает конец СССР.

И наконец, в самом конце главы мы обсудим, какие психологические механизмы отвечают за желание (подчас совершенно неудержимое) искать несуществующие знаки.

История, которую мы собираемся рассказать здесь, должна была начаться в 1935 году. Она не могла начаться раньше, как и продолжиться в неизменном виде после 1953 года, когда умер «отец народов». Но чтобы понять все то, что будет рассказано ниже, необходимо вспомнить, что происходило в 1935–1938 годах в СССР. Это период активной борьбы Сталина со своими врагами. Политическая оппозиция уничтожена как явление. Лев Троцкий, главный идео­лог социалистического государства, выслан в 1929 году, а к 1935 году становится врагом номер один. Государство рабочих и крестьян уже не первый год держится на системе массовых репрессий против классового врага («попов», «кулаков», «дворян»).

Образ врага играл важную роль в советской идеологии с самого начала ее существования — он оправдывал внешнюю и внутреннюю политику советского государства (в частности, многочисленные экономические трудности, которые переживало население почти беспрерывно на протяжении 1920–1930‐х годов), а также держал общество в режиме постоянной мобилизации. Советский человек привыкал жить в воображаемой «осажденной крепости»: он постоянно читал и слышал, что кругом — враги, внешние и внутренние. С начала 1930‐х годов в стране проходили публичные процессы, на которых бывшие члены Политбюро (например, Николай Бухарин, Григорий Зиновьев, Лев Каменев) и известные журналисты (Карл Радек) каялись в совершении немыслимых преступлений: шпионаже, покушениях на советское правительство, подготовке переворота, массовом убийстве советских граждан. Вчерашний лидер сегодня становится предателем и врагом. Задачей любого советского гражданина становится поиск и обнаружение врага: об этом пишут газеты, говорят по радио и предупреждают в учебных заведениях. Поиску врагов были даже посвящены специальные методички (подробнее об этом ниже). Борьба с врагами не прекращается даже после их изобличения. Советских наркомов (современных министров), объявленных врагами, советские граждане, начиная со школьников, должны были символически казнить — зачеркивая и уничтожая их портреты.

Этот раздел рассказывает об истории одной такой борьбы: о том, как советские власти сами способствовали появлению слухов о вражеских знаках, скрытых в советских вещах, а потом пытались распространение таких слухов остановить.

В 1937 году, в разгар Большого террора, советская страна с невероятным размахом праздновала столетие смерти Пушкина. Задачей этих торжеств было включение поэта в советский символический порядок: из чуждого «буржуазного» явления Пушкин становится элементом нового сакрального пространства советской власти, наравне с партийными вождями и героями авиации. Но в этом заключалась опасность: оказавшись частью советского «пантеона», он немедленно стал лакомым объектом для диверсий со стороны «гнусных троцкистских бандитов», пытавшихся (по отчетам соответствующих органов) сорвать юбилей.

В честь столетней годовщины смерти Пушкина в феврале 1937 года Народный комиссариат местной промышленности выпустил миллионы экземпляров «пушкинских тетрадей» с портретами поэта и иллюстрациями к его произведениям на обложках.

Красивые тетради, изготовлявшиеся на многих фабриках страны, в течение почти всего года радовали школьников. Однако неожиданно 19 декабря школы и торговые точки получили предписания в срочном порядке «изъять тетради, имеющие на обложке следующие изображения: 1. Песнь о Вещем Олеге, 2. У Лукоморья дуб зеленый, 3. Портрет Пушкина, 4. „У моря“ с картины Айвазовского и Репина»97. Учеников собирали в актовых залах и объясняли про происки врага и необходимость уничтожать обложку98. Многие бывшие школьники99 1937 года вспоминают страшную «тетрадочную панику», которая быстро перекинулась и на другие тетради, вообще не имевшие отношения к юбилею поэта. Как красочно написал автор одного из спецсообщений НКВД, саратовские комсомольцы, а также учителя «шарахнулись в к<онтр>р<еволюционные> крайности» и стали уничтожать обложки тетрадок с Некрасовым и Ворошиловым100. «Больше года мы пользовались тетрадями без обложек, завертывая их в газеты»101. Волна паники коснулась тетрадей, выпущенных в честь беспосадочного перелета Москва — Северный полюс — Ванкувер, что привело не только к уничтожению обложек, но, согласно воспоминаниям очевидца, и к массовым арестам сотрудников одесской фабрики, выпустившей тираж тетрадок102. На целых двадцать лет «пушкинская» тетрадь превратилась в опасную вещь, хранение которой могло иметь самые тяжелые последствия при аресте:

Наконец [энкавэдэшник] сел писать протокол, занес в него все то, что подлежало изъятию: <…> обложки тетрадей с рисунками, считавшимися невесть почему крамольными. Их собрали у учеников и должны были уничтожить. Да вот не успел он это сделать на свою беду103.

Причиной «тетрадочной паники» послужило спецсообщение, отправленное в ноябре 1937 года «хозяином Куйбышева», первым секретарем Куйбышевского обкома Павлом Постышевым Сталину и Ежову по поводу двух пушкинских тетрадей, выпущенных пензенскими и саратовскими фабриками. Бдительный Постышев нашел на обложке (см. рисунок выше) множество опасных знаков и посланий:

На первом образце, где воспроизведена репродукция с картины художника Васнецова, на сабле Олега кверху вниз расположены первые четыре буквы слова «долой», пятая буква «И» расположена на конце плаща направо от сабли. На ногах Олега помещены буквы ВКП — на правой ноге «В» и «П», на левой «К». В общем, получается контрреволюционный лозунг — «Долой ВКП».

На второй обложке, где воспроизведена репродукция картины Крамского — в левом углу рисунка лежат трупы в красноармейских шлемах. Затем если повернуть этот рисунок вверх текстом, а вниз заголовком, то в правом углу можно обнаружить подпись, похожую на факсимиле Каменева.

Кроме этих тетрадок посылаю еще два образца обложек, где на одной из обложек у Пушкина на безымянном пальце помещена свастика, а на другом образце, где воспроизведена репродукция с картины Айвазовского, также имеется свастика на голове Пушкина, в том месте, где расположено ухо104.

Было начато расследование. Через месяц, в декабре 1937 года, заместитель наркома (то есть заместитель министра) внутренних дел товарищ Бельский послал подробный отчет о деле лично Сталину. Отчет добавлял новые жуткие подробности о раскрытой диверсии:

Художники СМОРОДКИН и МАЛЕВИЧ, выполняя штриховые рисунки с репродукций картин художников ВАСНЕЦОВА, КРАМСКОГО, РЕПИНА и АЙВАЗОВСКОГО, умышленно внесли в эти рисунки изменения, что привело к контр-революционному искажению рисунков, а именно:

а) в рисунке с картины ВАСНЕЦОВА «Песнь о вещем Олеге» СМОРОДКИН нанес изменения рисунка колец на ножке меча и рисунка ремешков обуви Олега. В результате получился контр-революционный лозунг — «Долой ВКП»;

б) при изготовлении штрихового рисунка с картины РЕПИНА и АЙВАЗОВСКОГО «Пушкин у моря» на лице ПУШКИНА СМОРОДКИНЫМ нарисована свастика;

в) штриховой рисунок с картины художника КРАМСКОГО «У лукоморья дуб зеленый» делал художник МАЛЕВИЧ, который у войнов, лежащих на земле, нарисовал красноармейские шлемы и произвольно изобразил вместо четырех войнов — 6;

г) свастика на безымянном пальце ПУШКИНА, в рисунке с картины художника ТРОПИНИНА «Портрет ПУШКИНА» нанесена уже при печатании в типо-литографии «Рабочая Пенза» на готовое клише <…>.

Наши мероприятия:

1. Из всех типографий, печатавших тетрадные обложки с контр-революционными искажениями, изымается клише.

2. Арестовываем основного виновника контр-револю­ци­он­ных искажений СМОРОДКИНА Михаила Павловича, 1908 г. рождения, беспартийного105.

По результатам расследования художников Петра Малевича и Михаила Смородкина действительно обвинили в совершении диверсии и отправили в «отдаленные места». Согласно воспоминаниям их друга106, жена Малевича, во­оружившись клише для печати, ходила с ним по кабинетам и доказывала, что никакой свастики нет. Через год Малевич вернулся из Воркуты, вернулся с Колымы и Смородкин, потеряв пальцы ног.

Этот пример — один из множества историй, вызвавших в 1937–1938 годах массовые слухи о скрытых тайных знаках, оставляемых врагами на видных местах.

>>336287
> Малевича
Того самого? Такое бы в отдельный тредик, а не шутливый.

Типа "паранойи и ее использования калмуниздическими слабовиками" тред.

Третья агитлегенда: борьба с унижающим и обманчивым даром

В июле 1980 года репортер газеты «Чикаго Сан Таймс», освещавший Олимпиаду-80 из Москвы, написал об удивительной советской манере общения с иностранцами:

700 000 советских школьников были отправлены из города в лагеря, чтобы избежать идеологического заражения, а те, кто остался в городе, были предупреждены не брать жевательную резинку от иностранцев, потому что она заражена и содержит бактерии, которые распространяют болезнь или инфекции. На этой неделе один британский журналист на Красной площади дал маленькому мальчику упаковку жвачки. Отец мальчика грубо схватил его за руку, выхватил жвачку и бросил на землю. «Нет, нет», — закричал он журналисту.

Американский журналист стремился продемонстрировать полицейский характер советской власти, которая пресекает контакты своих граждан с иностранцами, изолируя их от гостей Олимпиады и пугая нелепыми историями. И его впечатление было во многом точным.

Советское руководство действительно стремилось «очистить» Москву от детей на время проведения Олимпиады. Почему именно от детей? Видимо, потому, что дети считались наиболее уязвимыми и перед идеологическим, и перед инфекционным заражением (которого, как мы покажем, многие чиновники боялись совершенно всерьез); возможно, также потому, что вывезти ничем не занятых летом детей проще, чем работающих взрослых. Так или иначе, в секретной записке, составленной КГБ в июле 1979 года и адресованной московским городским властям, руководителям различных ведомств, организаций и учреждений предписывалось «принять меры к направлению максимального числа учащихся общеобразовательных школ г. Москвы и Московской области в пионерские лагеря».

Такие меры, как свидетельствуют многочисленные воспоминания очевидцев, были приняты. И нередко они включали в себя распространение текстов, медицинских по форме и мифологических по содержанию. Учителя и директора школ убеждали родителей вывезти детей из города, используя аргументы об инфекционной опасности, якобы исходящей от иностранцев: «Рекомендовали вывезти детей на время Олимпиады. Объясняли, что боятся, что ввиду прибытия большого количества народу из разных мест возможны разные непривычные инфекции». Подобные «меры» со стороны властей если не запустили слухи на тему «иностранцы распространяют заразу», то точно сделали их циркуляцию более интенсивной.

Однако (псевдо)медицинские аргументы не всегда оказывались действенными. К тому же невозможно было физически изолировать всех детей, отправив их на время Олимпиады за город. Пытаясь как-то минимизировать их контакты с иностранными гостями (о причинах такого стремления будет сказано ниже), представители самых разных властных институтов, от школы до парткома, нередко использовали не просто аргумент «приедут иностранцы, больные холерой», но весьма специфические истории об отравленных дарах. Наш собеседник вспомнил инструктаж, полученный им в школе в мае 1980 года, в котором прямой запрет не контактировать с иностранцами, потому что подарки отравлены, сопровождался в качестве доказательства агитлегендой, построенной по модели совершенно классической городской легенды об «одной девочке»:

Женщина в милицейской форме приходит к нам на урок математики. Рассказывает, что если вдруг родители не смогут вывезти нас из Ленинграда, то мы не должны ходить по улицам, особенно по центру города. Но уж если и вышли, ни в коем случае не подходить к иностранцам. Но если уж они сами подошли к нам, то забыть накрепко, что мы учимся в английской школе, в контакты не вступать, на вопросы не отвечать и самим вопросов не задавать. Но если вдруг так случится, что контакт состоялся, то ничего иностранцам не дарить и от них ничего не брать, ибо вся жвачка будет отравлена. Одна девочка попросила у иностранца жвачку и отравилась. Она лежит сейчас в больнице, ей уже семь литров крови поменяли, ничего не помогает. Другой девочке насильно подсунули конфету за то, что она показала, как пройти в Эрмитаж. А мама дома эту конфету открыла, разломила и там — толченое стекло.

Перед нами — третья советская агитлегенда. Она рассказывала о том, как советский гражданин нарушал запрет на контакт с иностранцем и был за это наказан. Этот тип агитлегенды распространялся в 1980 году практически везде, и не только в школе. Их распространяли наделенные институциональным авторитетом учителя, вожатые, лекторы и воспитатели. Например, в одной московской школе истории про иностранные авторучки, которые взрываются в руках, рассказывали учителя «в порядке политинформации». А в ленинградской школе на Ждановской набережной на уроке политинформации, который школьники готовили под руководством учителей и комсоргов, сообщалось, что «враждебный Запад планирует всякие диверсии, чтобы сорвать нашу чудесную Олимпиаду, что иностранцы будут специально раздавать детям жвачку, в которой скрыты железные лезвия, иголки и прочая дребедень». Иногда слухи об опасных иностранных дарах возникали в школьной среде естественным образом, но затем получали авторитетную поддержку от школьной администрации и учителей:

В школе эти слухи подкрепляла одна из учительниц, рассказывая про отравленную жвачку. Еще среди детей ходили слухи про красивую пишущую ручку со взрывным устройством внутри. А вообще строго-настрого запрещали поднимать с земли «все красивое иностранное».

Чтобы убедить слушателей в реальности опасного дара, в некоторых случаях люди, ответственные за идеологическую работу, не ограничивались только распространением текста. Они устраивали целый мини-спектакль, где перед школьниками выступала «жертва» преступлений иностранцев. Фольклорист Линда Дег (о ее теории подробно мы говорили в главе 1), наверное, очень бы обрадовалась такому примеру, ведь перед нами настоящая псевдоостенсия — инсценировка городской легенды с целью вызвать страх:

К нам в класс приводили мальчика чуть старше (мы были в первом, он по виду лет 9–10), который рассказывал, что его иностранка в темных очках угостила на улице жвачкой, а его мама-химик проверила эту жвачку в лаборатории, и в ней оказался яд. Мы, конечно, всему этому поверили.

Поэтому неудивительно, что удачная агитлегенда провоцировала остенсивное поведение — например, отказ от лакомств под влиянием таких историй:

Мне было 5 лет, братьям — по 3 года, мы шли от нашей дачи к бабушкиному дому в деревне, и какой-то человек предложил нам жвачку (голубые подушечки, помню как сейчас). Я у братьев отобрала и выкинула в траву, сказав, что жвачка может быть отравленной.

Однако несмотря на усилия идеологических работников по распространению агитлегенд, далеко не всем детям истории об «отравленных дарах» казались такими убедительными. Так, в 1980 году одна учительница рассказала школьникам о лезвиях, спрятанных в американской жвачке. Но дело происходило в Одессе, портовом городе, где все дети были хорошо знакомы с импортными жвачками, поэтому школьники только очень вежливо и с большим недоумением выслушали рассказ учителя и сразу же забыли странный запрет.

Другие случаи провала агитлегенд были наполнены гораздо большим драматизмом. Например, когда в 1976 году класс нашего собеседника из подмосковных Подлипок повезли на экскурсию в мавзолей, детям было сказано, что жвачки у иностранных туристов брать не надо, потому что, во-первых, это «недостойно», а во-вторых, опасно, потому что «жвачки могут быть отравленными». Хотя педагоги, как мы видим, использовали сразу два аргумента, сообщив детям одновременно и о «фольклорной» опасности, и об «идейной» недопустимости иностранного дара, их предупреждения не возымели должного эффекта. Когда какой-то иностранец выкинул уже пожеванную (!) жвачку в урну, половина класса в едином порыве кинулась ее поднимать. Такими же малоэффективными оказались истории об опасных жвачках для учащихся одной московской школы с углубленным изучением французского языка. Перед приездом французской делегации учительница рассказала детям историю об «одном мальчике», который «съел иностранную жвачку и умер, второй тоже съел, но потом попил водички, поэтому поболел, но не умер». Однако, когда французы приехали, дети обступили их и требовали жвачек с такой бесцеремонностью и напором, что ошарашенные гости просто не знали, куда деваться.

В 1958 году немецкий психиатр Клаус Конрад написал книгу «Начинающаяся шизофрения», которая стала широко известной. Наблюдая за своими пациентами — солдатами вермахта, Конрад описал две стадии, способствующие переходу в психотическое состояние. Во время первой стадии (Конрад называет ее тремой) человек немотивированно начинает ощущать повышенную тревожность, его преследует паника, окружающий мир внезапно становится страшным и непонятным. Это еще не психоз, но важная ступень к нему.

После какого-то периода пребывания в треме в сознании человека происходит существенное изменение: в его восприятии мира меняются местами фигуры (то, что мы привычно считаем знаками) и фон (то, что мы воспринимаем как данное). Заболевающий человек внезапно выделяет в окружающем его привычном повседневном мире явлений и вещей, то есть в фоне, привычные элементы, но наделяет их новым значением. Например, для нас шелест деревьев в лесу является фоном, а для человека, находящегося на этой стадии развития болезни, звук трения листьев друг о друга — не что иное, как новая фигура — послание о том, что за ним следят. Один из пациентов Конрада, молодой ефрейтор, начал ощущать повышенную тревожность, находясь на военной службе. После нескольких недель нахождения в таком состоянии ефрейтор понял — точнее, его посетило озарение, — что ночной храп (привычный для нас фон) его сослуживцев по казарме есть не что иное, как знак, послание, специальное действие, направленное на то, чтобы его разозлить.

Эту стадию Конрад назвал апофенией, от греч. «делаю явным». Это уже стадия настоящего психоза. Парадоксальным — на первый взгляд — следствием такого озарения является снижение тревоги, которое следует за обнаружением подлинного значения вещей: больной, входящий в нее, обретает объяснение своей прежней тревоги (на самом деле за мной следили!) и на некоторое время успокаивается. Другой вопрос, что это второе — «подлинное» — значение того или иного знака не совпадает с общепринятым. Ведь обычно мы не думаем, что люди храпят намеренно, чтобы вывести нас из равновесия, а потому не рассматриваем храп как признак тайного заговора.

При развитии психоза, согласно клиническим наблюдениям Конрада, эффект апофении начинает расширяться и захватывать все «поле знаков» вокруг человека. Явления, которые обычно воспринимаются как фоновые (шум дождя за окном, шуршание метлы дворника), перестают быть «фоном» и становятся знаками с новым, известным лишь психотическому больному значением, причем они начинают сообщать ему некоторую чрезвычайно важную для него информацию.

И наконец, последнее, что нам нужно знать об этом явлении: в состояние апофении на короткое время можно ввести и здорового человека, и даже компьютерный алгоритм. Популярный и обоснованный страх современного человека — быть увиденным и найденным автоматическими программами распознавания лиц, такими как FindFace. В их основе лежит принцип выделения лица — «фигуры» — из не интересующего механизм «фона». Для противодействия этому алгоритму было придумано крайне изящное решение — поменять местами «фон» и «фигуру». Была создана одежда со специальным орнаментом, который нам кажется абстрактным рисунком, — на самом деле это изображение множества схематичных лиц, идеально соответствующих стратегиям распознавания людей. Алгоритм начинает видеть лица везде, путает «фон» и «фигуру» и быстро сходит с ума.

Но какое отношение апофения имеет к советской ситуации 1930‐х годов? Если читатель дочитает эту большую главу до конца, то он насладится большим количеством историй, как, например, член Политбюро, бдительный чекист или внимательный пионер внезапно начинал видеть знаки там, где их нет и, более того, заражал таким «видением» других советских людей: так появились свастики на лице Пушкина, подпись «троцкистско-зиновьевская шайка» на металлическом зажиме для пионерского галстука и профиль Троцкого в статуе рабочего и колхозницы. Перед нами «вчитывание» чужого знака в не принадлежащее ему семантическое поле, то есть поле значений. Вследствие такого действия все прочие элементы изображения или текста-носителя либо меняют свое значение, либо становятся как бы средой обитания нового знака (то есть фоном). Художник Смородкин не рисовал свастику на лице или руке Пушкина, а Малевич не искажал штриховку таким образом, чтобы замаскировать в ней контрреволюционный лозунг. Другими словами, художники не вступали с потенциальным адресатом в отношения семиотической игры и не создавали конструкцию, внутри которой тот мог найти скрытое послание. Тем не менее адресат, «увидев» несуществующий знак, приписывает адресанту (в данном случае художнику) сознательное намерение разместить вредоносное сообщение.

Этот прием мы называем термином «гиперсемиотизация» (этот термин в близком значении впервые использовал семиотик Владимир Топоров). Явление гиперсемиотизации — по сути, разновидность апофении, но не индивидуальная, а коллективная, социальная. При этом, принимая эту аналогию, надо отметить и существенные отличия.

Вполне возможно, что Постышев, обнаруживший контр­революционные лозунги в пушкинских тетрадях, а кроме того — еще и свастику в разрезе колбасы, сам находился в состоянии повышенной тревожности (кругом враги, желающие разрушить молодое советское государство!). По этому признаку Постышев ничем не отличается от немецкого ефрейтора с его страхом перед храпом сослуживцев. Поведение человека, у которого развивается психоз, аналогично поведению Постышева, который провоцирует гиперсемиотизацию. Но эта аналогия — неполная. У ефрейтора, погружающегося в болезнь, есть только одна цель — обнаружить скрытый замысел врагов и, поняв смысл происходящего вокруг него, через дешифровку различных явлений уменьшить свою тревогу. У Постышева цель гораздо сложнее, и она не продиктована логикой болезни. С одной стороны, обнаружение скрытого знака (пусть несуществующего) есть для него вскрытие тайного вражеского замысла, как и у ефрейтора. Но с другой, выявив тайный знак и указав на новое, никем до того не замеченное значение предмета, Постышев приобретает роль самого первого и ярого разоблачителя всепроникающих и невидимых врагов. Поиск скрытого знака для него также становится способом доказать свою зоркость и неусыпную преданность делу партии. Вместе с этим, становясь первым разоблачителем, он снимает с себя угрозу быть самому обвиненным в попустительстве и идеологической слепоте. Такая мотивация может побуждать все более и более расширять список опасных знаков и тем самым увеличивать список вредителей.

И наконец, самое важное различие между Постышевым и конрадовским пациентом состоит в том, как их идеи о «подлинных» значениях вещей распространялись. Клинический психоз, за редким исключением, не передается другим людям, а социально-индуцированная гиперсемио­тизация, наоборот, передается, и очень быстро. Именно это и произошло в 1937–1938 годах: единичные «находки» Постышева и других бдительных граждан привели к тому, что тайные знаки начали искать массово, в разных городах необъятной советской страны.

Почему? Потому что в ситуации индивидуального психоза есть только «возбудитель», он же психотический больной в состоянии апофении, и «заразить» он никого не может. В случае гиперсемиотизации, вызванной коллективной моральной паникой (о значении этого термина см. с. 51–53), ситуация сложнее. Во-первых, есть сам «возбудитель», то есть человек, который увидел скрытые знаки и убеждает окружающих в их опасности. А во-вторых, есть и другие люди, которые знаков этих не видели, хотя находились (или только могли находиться) в прямом контакте с опасным предметом, например держали в руках коробок спичек, где кто-то потом углядел «бородку Троцкого». Такие люди принимают готовое сообщение о существовании опасного знака, но воспринимают это сообщение по-разному.

«Активный возбудитель» должен идти по пути нахождения все новых и новых опасных знаков, как и пациент в состоянии апофенического психоза. Получатель готовой интерпретации имеет две возможности распорядиться полученным знанием. Он может воспринять его пассивно и выбрать тактику избегания опасных вещей («я не прикасаюсь к ним»), а может начать убеждать окружающих в наличии опасности и искать знаки в других вещах (и так стать активным «возбудителем»). Может быть и одновременное сочетание двух этих тактик: распространения знания и избегания опасных предметов, например советским школьникам в 1937 году рассказали о «контрреволюционных пушкинских тетрадках» и потребовали их уничтожить.

В случае «незаражения» страхом перед опасными знаками человек выводит себя из тревожного круга, но в условиях Большого террора он рискует попасть под подозрение «активных возбудителей» в том, что он-то и есть опасный враг.

И наконец, важное различие апофении психотической и «гиперсемиотизации социальной» — это динамика состояния. Апофения позволяет человеку в состоянии психоза снизить ощущение тревожности, а гиперсемиотизация не дает возможности ослабить чувство страха: она, наоборот, способствует его дальнейшему усилению — чем больше вражеских знаков обнаруживается, тем более многочисленными и коварными выглядят «враги», которые их оставляют.

Так ладно блет, а можно выводы сразу вкратце?
Насколько население пидорахи психически нездорово?
Какие прогнозы можно сделать на ближайшее будущее?
Динамика поциента?

К моменту начала Второй мировой войны идея бактериологического оружия массового поражения буквально носилась в воздухе. Она находила выражение и в самых нелепых слухах военного времени — например, что отступающая немецкая армия заразила венерическими болезнями самые красивые пляжи Одессы593, — и в серьезных обвинениях на самом высоком уровне. Например, в 1941 году немецкое командование полагало, что СССР вводит в эксплуатацию чумные бомбы594. Отличить слух от подлинного эксперимента или военного новшества было непросто, точнее, сделать это не было никакой возможности.

В такой атмосфере идея использовать насекомых для уничтожения продовольственных запасов противника кажется привлекательной и вполне реализуемой595. Внимание воюющих сторон притягивает прожорливый колорадский жук, который поедает растения семейства пасленовых, в том числе и листья картофеля.

Надо сказать, что о колорадском жуке начали писать еще в середине XIX века, когда из‐за вмешательства человека привычная среда обитания насекомого была разрушена и он начал путешествовать. На своем пути жук опустошил картофельные поля в Колорадо (откуда и название), а через несколько десятилетий насекомое попало сначала в Западную, а потом в Центральную Европу. Его несколько раз упоминали при обсуждении неурожаев во времена Первой мировой войны.

В тот момент, когда паника по поводу биологического оружия начинает набирать обороты, колорадский жук занимает почетное место в обсуждениях причин неурожая по обе стороны фронта. Причем, как пишет Бенджамин Гаррет, глава группы по исследованию химического оружия, подозрение в том, что противник использует жуков в качестве биологического оружия, было первично по отношению к каким бы то ни было реальным опытам с насекомыми596.

В 1941 году член британского кабинета лорд Хэнки отправляет Черчиллю докладную, где сообщает о набеге колорадского жука на две небольшие области и предполагает, что за этим может стоять диверсия немцев. В результате англичане начинают изучать колорадских жуков в качестве потенциальных диверсантов и ввозят на территорию Британских островов 15 тысяч особей для исследований. Этот факт не мог не привлечь внимания нацистской разведки.

После оккупации Франции в 1940 году немецкая инспекция внимательно изучила французскую лабораторию в городе Буше. Увиденные там следы каких-то исследований убедили нацистов, что французы разрабатывали некое биологическое оружие, и, видимо, совместно с британцами. Из этого следовало, что пора начинать разрабатывать защиту от этого оружия. Когда во Франции в 1942 году разразилась эпидемия тифа, немцы посчитали, что это результат намеренного заражения воды и питья участниками Сопротивления597, что снова подстегнуло разработку биологического оружия. Берлинский институт Heeressanitäts Inspektion мониторил потенциальные случаи заражения. В 1942 году немецкий агент докладывал командованию, что американцы послали на Британские острова самолет с колорадскими жуками и техасскими клещами для использования в качестве биологического оружия. Клещи нацистов не очень интересовали, а вот жуки вызвали серьезное беспокойство. Возможно, основой слуха послужила информация о тех самых 15 тысячах особей, ввезенных британцами для исследований.

К 1942 году нацисты решили окончательно выяснить, можно ли использовать колорадских жуков в качестве биологического оружия, для этого был создан исследовательский проект с прекрасным названием Kartoffelkäferabwehrdienst («Служба защиты от картофельного жука»). Целью проекта было заражение около 400 000 гектаров картофельных полей восточного побережья Англии, для чего Германии потребовалось, по скромным подсчетам, развести 20–40 миллионов жуков. Пока жуки плодились и размножались, немцы проводили полевые испытания масштабом поскромнее — пытались выяснить, как именно следует забрасывать жуков, на какой высоте и при какой температуре. Во время первого эксперимента в октябре 1943 года 40 000 насекомых было разбросано над полями возле немецкого города Шпайера. Результаты экспериментов производили двойственное впечатление. Чтобы увидеть результаты и отличить своих жуков от «диких», немцы своих жуков аккуратно раскрасили. Однако только менее 100 жуков было найдено на земле. Был проведен контрольный эксперимент: на этот раз сбросили модели деревянных жуков, тоже раскрашенных. И тоже очень маленький процент муляжей был обнаружен долетевшим до цели. Стало ясно: сколько жуков ни сбрасывай, до цели, то есть до полей противника, жуки практически не долетают (как мы помним, только 0,25% жуков это удалось) — их сносит ветер. Поэтому, с одной стороны, результаты проекта были положительными (жуки могут рассеяться на очень большое расстояние), а с другой — не очень (велик шанс заражения собственных территорий)598.

И тут война кончилась. Колорадский жук совершенно естественным образом, перелетая с куста на куст (в реальности это насекомое не было любителем самолетов и полетов на большой высоте), обрел новые угодья на картофельных полях Восточной Германии. Он чувствовал себя там отлично и, быстро размножаясь, продвигался в сторону Чехословакии и Польши. Против колорадского жука была организована борьба словом и делом: печатали красочные плакаты, призывающие трудящихся на борьбу с жуком; мобилизовали рабочих, крестьян и пионеров для сбора насекомых на полях. В 1949 году колорадский жук появился на территории Львовской области, и с тех пор жук продвигался все дальше на восток.

Поскольку слухи об энтомологических экспериментах продолжали бродить по обе стороны бывшего фронта, нашествие жуков было объявлено результатом злонамеренных действий американцев. Правдоподобности этому объяснению придавал тот факт, что жук естественным образом завозился из США в американские оккупированные зоны вместе с продовольствием. В июне 1950 года министр сельского хозяйства Бенедиктов докладывал секретарю ЦК ВКП(б) Суслову и о жуке, и о том, что это американская диверсия, и предлагал начать готовиться к вторжению:

Создавая благоприятные условия для массового размножения колорадского жука, американцы одновременно проводят злодейские акты по сбрасыванию жука в массовых количествах с самолетов над рядом районов Германской Демократической Республики и в районе Балтийского моря в целях заражения жуком и Польской республики. В Министерство сельского хозяйства СССР ежедневно поступают сведения о массовом наплыве колорадского жука из Балтийского моря к берегам Польской республики. Это, несомненно, является результатом диверсионной работы со стороны англо-американцев599.

Идея о том, что колорадский жук сбрасывается американцами, прочно утверждается не только в СССР и ГДР, но и в других странах соцлагеря. Чехословацкие газеты публикуют рисунки, на которых американские самолеты сбрасывают жуков на центрально-европейские поля600. Представители политической элиты ГДР начали публично обвинять правительство США в использовании биологического оружия. Убеждение в диверсионном происхождении жука становится общим местом, и немецкое название жука Kartoffelkäfer («картофельный жук») в Восточной Германии получает название Amikäfer («американский жук»)601.

Министр сельского хозяйства Бенедиктов потребовал, чтобы в газетах «Правда», «Известия» и «Социалистическое земледелие» были опубликованы статьи «с освещением в них опасности, возникшей от колорадского жука, и особенно фактов злодейского распространения жука американцами»602. В результате к концу 1950 года вся страна знала о том, что американцы бомбардируют нас ампулами с личинками жуков. Пионеров, которых отправляли на поля искать и умерщвлять жуков, специально просили искать и ампулы, в которых насекомых якобы сбрасывали. Эти истории продолжали бытовать почти на протяжении всего советского периода: даже в 1970‐е годы пионеры в самых разных регионах СССР продолжали искать и жуков, и те самые контейнеры.

В ситуации войны — сначала обычной, «горячей», а потом холодной — такая конспирология оказалась привлекательной для всех — от простых солдат до руководителей государства. Когда есть четкое представление о враге, даже естественные явления (в данном случае завоз новой фауны в результате продовольственных поставок из Нового Света) могут быть истолкованы как результат его целенаправленных и злонамеренных действий. Из примеров выше хорошо видно, что все опасения и обвинения возникали в ответ на воображаемые эксперименты противоположной стороны. Эти воображаемые исследования противника становились также причиной реальных экспериментов по сбрасыванию жука над посевами. Образ могущественного врага, который может контролировать даже природные явления, с одной стороны, конечно, устрашает, но с другой — позволяет создавать иллюзию контроля там, где возможности реального контроля очень невелики, как, например, в случае эпидемии плохо изученной болезни или появления малоизвестных и вредных насекомых. Недаром Бенедиктов в своем письме, убеждая Суслова в опасности жука, сначала обращается к естественным причинам, утверждая, что власти американской зоны оккупации Германии не борются с вредным насекомым, создавая тем самым «благоприятные условия для [его] массового размножения», а потом говорит о том, что американцы проводят «злодейские акты по сбрасыванию жука в массовых количествах с самолетов». Такая логика кажется противоречивой. Но понять ее можно: если урожай погибнет (а с последнего массового голода прошло только три года!), министру придется плохо, и в этой ситуации фигура диверсанта-биотеррориста может служить хорошим оправданием.

В 1970–1980‐е годы по СССР ходили уже настоящие городские легенды о врагах, которые используют против советской страны биологическое оружие. Например, в разгар строительства Байкало-Амурской магистрали рассказывали истории об американцах, которые к рельсам БАМа подкидывают опасных клещей в ампулах: «находишь такую ампулку, а там ватка и черные точки. Это клещи, которых американцы забрасывают»613. В Ленинграде, согласно городским легендами, ровно тем же самым занимались финские туристы: мол, они едут пить водку в северную столицу и из окон автобусов выбрасывают пробирки с энцефалитными клещами614.

А вокруг путей Транссибирской магистрали китайцы разбрасывали маленькие стеклянные шарики, чтобы они преломляли солнечные лучи и поджигали леса615. Инфекционные террористы, согласно слухам, даже пытались зара­зить мышей накануне Олимпиады-80: «В Москве замечены разбегающиеся по дворам мыши. Вызвали эпидстанцию. Оказалось, что они заражены (кто-то из иностранцев)»616. Идея бактериологической диверсии могла использоваться для того, чтобы отучить детей подбирать на улице незнакомые предметы. Когда наша собеседница в начале 1980‐х принесла домой найденный на улице металлический шарик, ее бабушка отобрала шарик и «выбросила его в унитаз под предлогом, что это бактериологическое оружие, которое забросили нам американцы»617.

Советские СМИ много говорили о «психологической войне», которую будто бы ведут против СССР капиталистические страны во главе с США. В конце 1950‐х годов эта идея соединяется с представлением о биологическом оружии и порождает страх уже перед «психологическим оружием». Хотя этот новый страх и не производит фольклорных текстов, он ложится в основу нескольких фильмов, где рассказывается о подпольных лабораториях, где нацисты во время Второй мировой войны или их наследники в послевоенном мире разрабатывают химическое вещество, способное превратить армию противника в массу тупых, послушных и агрессивных зомби: так, например, в 1968 году на этот сюжет были сняты фильмы «Эксперимент доктора Абста» и «Мертвый сезон».

Некоторые сюжеты о биотерроризме пережили и советскую эпоху, и «лихие 1990‐е». В современных версиях легенд террористы портят нашу «экологию» — например, завозят «вредных животных», запускают в пруды и реки рыбу ротан, чтобы она ела других рыб618, и т. д. И они же объявляются ответственными за разрастание ядовитого борщевика: американские шпионы якобы ездят по нашим дорогам и специально рассыпают его семена. Сейчас на роль врага, распространяющего борщевик по России, назначаются другие «враждебные» страны — например, Эстония619.

В главе 2 мы рассказывали о когнитивных экспериментах, в ходе которых испытуемые, у которых была искусственно вызвана потеря контроля над ситуацией, гораздо охотнее соглашались с конспирологическими интерпретациями действительности и с идеей вмешательства внешнего врага в их жизнь (с. 89). Это прямой путь к нашим страхам: «инфекционные легенды» возникают, когда окружающий мир представляется враждебным, когда ощущается внешняя угроза и когда есть четкое представление о ее источнике — о фигуре могущественного врага. В 1960–1970‐х годах в Швеции очень боялись «русских клещей»620 — насекомых, которых специально заразили страшным энцефалитом в Советском Союзе. А в 2016 году, когда в России переживали последствия украинских событий 2014–2015 годов, идея бактериологической опасности, исходящей от американцев, появилась вновь: главный санитарный врач Онищенко связал появление вируса Зика с военной американской лабораторией в Грузии621

>>336784
Вставить лезвия в детские горки в рашке не редкость, например.

Итак, неверно было бы утверждать, что сообщение ТАСС о «деле врачей» в январе 1953 года создало моральную панику. Более корректным является утверждение, что на низовом уровне паника началась еще в 1952 году, причем не только в Риге, Вильнюсе, Киеве и Одессе.
Ее следы можно было видеть и в Москве, и в других городах. А официальное сообщение просто подтвердило опасность, якобы исходящую от врачей-евреев. Так, из записи в дневнике сотрудницы журнала «Крокодил» Нины Покровской за 16 января 1953 года следует, что слухи о врачах-отравителях бытовали в Москве до публикации в «Правде»:
«уже несколько месяцев ходят по городу слухи, что в некоторых больницах врачи отравляют больных, медленно действующими средствами прививают рак, умерщвляют новорожденных мальчиков»647.

Паника 1952 года была низовой: в Вильнюсе слухи шли «снизу», и агенты МГБ пытались их пресечь. Паника 1953 года была санкционирована элитами: официальное сообщение о заговоре врачей сделало более достоверными «народные» представления о врачах-отравителях и способствовало более активному распространению слухов.

Однако между тем, что говорилось в «Правде», и тем, о чем рассказывали на улице или на кухне, была большая разница. В тексте «Правды» утверждалось, что врачи по заданию американской разведки и «сионистской организации» стремились убить высокопоставленных военных и партийных деятелей. «Народные» тексты тоже говорят об опасности, исходящей от врачей-евреев, но изображают эту опасность иначе. Врачи-евреи в них вредят вообще всем советским людям:

В этот день и на следующий только и разговоров было, что об этой истории. Люди взволнованно обсуждали. Народ толпился у витрин с газетами. В поликлинике для научных работников, среди лечащего персонала которой очень много врачей-евреев, по слухам, один больной запустил во врача пузырьком с лекарством и разразился криком об отравителях и т. д.648

Жертвы врачей-евреев в устных рассказах — рядовые люди, а обстоятельства действия — места, в которых может оказаться каждый. Опасность поджидает в аптеке, где евреи-фармацевты в рыбий жир и вату закладывают насекомых («жучков»)649, а в порошок подсыпают морфий650; или в поликлинике, где под видом прививок еврейские врачи прививают рак651 или туберкулез652.

То, что такие рассказы распространяются по каналам неформальной (friend-of-a-friend) коммуникации653, в советских условиях делает их даже более достоверными для аудитории, чем информация, полученная из официальных источников. Сельский учитель, записавший историю про отравление евреями от своего коллеги, не знает, верить ей или нет. Но при этом он оценивает слух как полноценный источник информации: «Насколько это верно, я не знаю. <…> Но все-таки это может быть»654.

Распространение паники происходит с помощью двух основных легенд. Обе они быстро перемещаются между городами и республиками, убеждая людей в том, что им угрожает страшная опасность.

Первая из них описывает лекарство, превращенное в отраву (то есть в свою противоположность). Помните историю 1915 года о чесноке, который коварно сбрасывали враги с самолетов — а внутри него были холерные вибрионы? (с. 324). Во время Первой мировой войны это была мало кому известная городская легенда, зато теперь она становится очень популярна. Советские слухи начала 1950‐х годов сообщали, что пенициллин — спаситель от смертельных инфекций, лекарство, в котором так нуждались все советские люди, может оказаться орудием убийства. Летом 1952 года в Вильнюсе все рассказывали о враче, которая заражала стрептоцид бациллами Коха655. В Москве в январе 1953 года ходили слухи о женщине, которая принесла на экспертизу пенициллин, в котором был обнаружен яд656. В феврале 1953 году жительница Днепродзержинска сообщила в местный партийный комитет, что в таблетке, которую ее ребенку выписал еврейский врач, был найден маленький острый кусочек свинца657. Когда вы видите сейчас в социальных сетях страшное предупреждение (с фотографией), что в израильском или американском аспирине содержится камень или проволока, вспомните истории 1952–1953 годов. Современный фейк — их прямой наследник.

Вторая популярная городская легенда рассказывала о предотвращенном акте массового отравления. Она не нова. В ее основе лежит давний фольклорный сюжет о еврее — отравителе воды, распространенный на территории Европы еще в Средние века658. На территории Восточной Европы он сохранял свою популярность. Так, в начале ХХ века в белорусском местечке Индура некий еврей-портной был обвинен в отравлении колодца. На самом деле еврей отбивался камнями от напавших на него собак и один камень упал в колодец; видевший это крестьянин заявил, что «видел, как жид кинул порчу в воду», и от расправы еврея спасло только вмешательство местного помещика659. А во время Первой мировой войны сюжет о евреях, которые отравляют колодцы (естественно, по заданию немцев), обрел второе дыхание (с. 323). В советское время сюжет вышел «из спящего режима» как раз в начале 1950‐х годов. В 1952 году в Вильнюсе врачей-евреев обвиняют в том, что они пытались отравить бак с питьевой водой в школе туберкулезом:

Одна доктор еврейка предлагала детям выпить какую-то воду-напиток, приготовленный, якобы, для того, чтобы дети не боялись инэкций [так написано в документе]. Дети не пили этой воды, говоря, что — «мы не будем пить с невкусным лекарством». Тогда зав. детсада, видя, что дети не пьют воду и из бачка (для питьевой воды в детсаду), послала пробу этой воды на анализ. Оказалось, что вся вода была заражена туберкулезными бациллами. Эта докторша органами была арестована660.

После начала «дела врачей» история расходится крайне широко: в марте 1953 года она появляется в разных регионах СССР — в Киеве, в Сибири и в Москве661:

Учительница (еврейка) выгнала девочку из класса за шалости. Та спряталась за бак с кипяченой водой и увидела, как учительница вышла из класса, прошлась по коридору и, не видя никого, подошла к баку и бросила в воду какой-то предмет вроде катушки. Когда она ушла, девочка, заподозрив недоброе, пошла в учительскую и рассказала об этом. Воду отправили в лабораторию, и нашли в ней туберкулезные палочки662.

Этой легенде свойственна фигура спасителя — это проницательный советский человек или бдительный ребенок (вспомним советскую детскую литературу о ловле шпионов). Спасителю противостоит не только злодей-отравитель, но и второй злодей, тоже врач-еврей, который пытается скрыть следы преступления. Например, 2 марта сельский учитель в Томской области Николай Мартынов записывает историю, которая якобы произошла в соседнем селе:

Еще слышал, тоже якобы, в Подгорном одна из учительниц-евреев удалила одного ученика из класса. Ученик спрятался в вешалке. В середине урока эта учительница вышла, якобы, из класса и высыпала в бак с водой какой-то порошок. Ученик сообщил директору или там кому следовало. Пригласили врача, приехавшего из Томска, тоже еврея. Он при анализе воды ничего подозрительного не обнаружил. Был приглашен другой врач, тоже из Томска, который обнаружил в воде бациллы бруцеллеза663.

Легенда в варианте Мартынова доказывает не только то, что евреи вредят, но и то, что они вредят сообща, преследуя общую цель, — точно так же как действовали «убийцы в белых халатах» из постановления в «Правде». Мотив «заговора евреев» становится в эти дни устойчивым финалом подобных историй. В 1952 году сексот (секретный сотрудник МГБ) записывает окончание истории про еврейку-отравительницу:

В Вашем доме наверху, туда подальше, жила врач, ее арестовали. Она работала в железнодорожной поликлинике и очень много людей заразила туберкулезом. <…> Когда ее судили, она сказала: «Вы меня одну только убрали, но еще остались сотни людей, которые будут продолжать мое дело»664.

Ровно так же в 1953 году арестованные, согласно слухам, врачи-отравители объявляли, что они вовсе не одиночки, и обещали убить всех: «арестовали докторшу (или сестру), отравляющую детей уколами, прививками. На допросе она заявила, что она не одна, а таких, как она, еще сотни»665.

Появление у городской легенды такого странного окончания, указывающего на заговор множества евреев, не случаен. Отметим, что в классическом сюжете о евреях-отравителях-колодца этого мотива нет. Появляется он под прямым влиянием «Протоколов сионских мудрецов» — фальшивки, в которой изложен план евреев установить мировое господство, для чего необходимо поработить или уничтожить остальные народы. «Протоколы» были очень популярны в Российской империи до революции, в 1930‐е годы в Европе и США, во время войны они вместе с нацистами вернулись на оккупированные территории СССР. Так, советская городская легенда, выросшая из традиционного фольклорного сюжета о еврее-отравителе колодца, стала частью общеевропейской антисемитской конспирологии.

В повести Алексея Попкова «Тайна голубого стакана» (1955) методом «опасного дара» действует шпионка — красивая и ярко одетая женщина, предлагающая пионеру отравленную конфету в яркой обертке:

Вижу, стоит на крыльце женщина молодая, красивая. Кофточка на ней шелковая, зеленая-зеленая, а в руках желтая сумочка. Стоит и все оглядывается по сторонам, как будто дожидает кого или кого-то слушает… Попросила она воды, зашла в дом и так внимательно оглядела кухню и комнату. Потом спросила, не заезжал ли сегодня к нам кто-нибудь с рудника? Я сказал, что у нас давно никого не было, а дедушка ушел в тайгу. Тогда она достала из сумочки две конфетки в цветных бумажках и дала мне. «Это, — говорит, — вечером, как дед вернется, чай пить будете, одну сам съешь, а вторую дедушке дай, пусть и он попробует!» Улыбнулась и ушла, а мне что-то так страшно стало…689

Такие истории, в свою очередь, вызывали повышенную бдительность при контактах с иностранцами. Об одном таком случае мы узнаем из милицейской сводки по поводу посещения шведской делегацией колхоза «Коллективный труд» в Ухтомском районе в 1957 году:

…один из делегатов дал двум русским мальчикам конфеты. Один из них взял конфету в рот и тут же выплюнул, так как она оказалась горькой. Присутствовавший при этом инспектор 3-го отделения милиции Р. незаметно отобрал у второго мальчика конфету и позже передал ее работнику КГБ690.

Из текста донесения ясно, что милиционер искренне забеспокоился, не отравлена ли конфета. На самом же деле гости, скорее всего, предложили детям популярное шведское лакомство — лакричные конфеты, которые действительно имеют очень специфический вкус (что и объясняет реакцию мальчика).

Перед Олимпиадой-80 в Москве и нескольких других крупных городах начинают активно ходить истории о взрывающихся ручках и игрушках, которые иностранцы якобы дарят советским детям. И опять эти истории имеют сильный остенсивный заряд, то есть влияют на поведение людей. Один наш собеседник вспоминает, как его мама испугалась, увидев подаренный сыну иностранный фонарик, — она искренне считала, что он может взорваться:

На площади нас поприветствовал какой-то дядька-иностранец. <…> Он оказался врачом, приехавшим на какую-то конференцию, и подарил нам ворох жвачек, биковских ручек [ручки известной французской фирмы BIC] и даже пару каких-то сувенирных медицинских фонариков — уж не знаю, может, он был и не врач, а торговый представитель. Дома я с восторгом рассказал о встрече, достаю фонарик, хочу показать, как он работает, а мама отшатывается: «Не надо, вдруг там бомба!»691

Хотя жертвами опасного дара в таких рассказах обычно выступают дети, иногда бывают исключения, и увечье от взорвавшегося в руках импортного предмета получает взрослый: «Один иностранец подарил таксисту авторучку. Через некоторое время таксист достал ее из кармана, чтобы рассмотреть, а она взорвалась у него в руке. Остался без рук»692.

По своему происхождению такие истории относятся к уже известным нам агитлегендам (об этом мы подробно рассказывали в главе 3). Задача этих агитлегенд в канун Олимпиады очевидна — предотвратить контакты советских людей с иностранцами. Но почему иностранец в этих легендах вредил именно так — предлагая соблазнительный дар?

Иностранный дар: коварная иллюзия

В начале главы мы говорили, что в слухах и городских легендах иностранцы из развивающихся стран чаще всего представляли инфекционную опасность: предполагалось, что их тело несет в себе экзотические и опасные болезни. Однако особый статус западной вещи (с. 297) существенно повлиял на тот тип опасности, которую фольклор приписывал другим иностранцам — из западных стран. Опасность, исходящая от «западных» иностранцев, — совершенно другого типа. Если «негр» в большинстве сюжетов опасен сам по себе (опасность исходит от его тела), то человек из «мира капитала» вредит доверчивым советским людям, предлагая им в дар желанные западные вещи.

Как мы подробно рассказывали в главе 4, советские люди стремились обладать западными вещами, потому что они были во многом не просто вещами, а знаками принадлежности к западному, не-советскому миру (с. 297). Одним из таких «объектов желания» для детей и подростков была иностранная жевательная резинка — частый элемент детской товарно-обменной сети693. Иностранная жвачка была вещью настолько редкой и вожделенной, что иногда жевалась по очереди компанией друзей или даже всем классом (практика, которая сегодня кажется непонятной и довольно отталкивающей).

Поэтому неудивительно, что среди опасных даров, которыми искушали иностранцы, на первом месте по упоминанию находится отравленная жвачка: «Ребята во дворе говорили, что нельзя брать жвачку у иностранцев, потому что внутри там лезвие бритвы или она отравленная»694. Следом идут импортные джинсы и косметика, в которых могут оказаться «микроиголка с ядом»695 или паразиты: «Люди находили вшей или еще что-то в этом роде в швах импортных джинсов, купленных с рук у иностранцев»696.

🤦‍♂️В Челябинской области полиция проводит (https://Paha-Ne-Vydast.me/bloodysx/31422) проверку из-за детской команды по футболу «Радуга», у которой флаг с радугой

В городе Снежинск в середине сентября проходил всероссийский чемпионат для детей, в нем участвовала команда детского сада №18 «Радуга» с соответствующим флагом.

18 октября на флаг обратил внимание местный житель и написал донос в полицию — он решил, что флаг пропагандирует нетрадиционные сексуальные отношения, да еще и среди детей.

СЮЖЕТЫ ГОРОДСКИХ СОВЕТСКИХ ЛЕГЕНД ОБ ОПАСНЫХ ВЕЩАХ

1. Легенды о пророчествах и проклятых местах

1.1. Храм Христа Спасителя/бассейн «Москва» построен на проклятом месте. Время появления: конец XIX века, заново распространилась в XX веке, не ранее середины 1930‐х годов, сохраняется в живом бытовании до сих пор.

1.1.a. Был храм, будет срам, а потом храм!: святая/Богородица/настоятельница женского монастыря, который сносят из‐за строительства будущего первого храма Христа Спасителя, проклинает его и говорит, что на его месте будет «болото». Храм взрывают и на его месте в 1950‐е годы строят бассейн «Москва». С. 19–20.

1.1.b. В прóклятом бассейне «Москва» орудует банда топителей, которые убивают посетителей. С. 20.

2. Легенды о тайных знаках, оставленных врагами

2.1. Враги советской власти оставляют знаки своего присутствия (свастики, профиль Троцкого) на различных бытовых предметах или продуктах (на торте, пуговицах, спичечной этикетке). Время бытования: 1935‐й — 1940‐е годы. С. 74–125.

2.2. Враги советской власти оставляют знаки своего присутствия на сакральном объекте. Время бытования: 1935‐й — 1940‐е годы.

2.2.a. В складках одежды колхозницы в статуе «Рабочий и колхозница» скрыто изображение профиля Троцкого. С. 111.

2.2.b. На портретах советских партийных вождей (Ленина, Сталина, Буденного, Калинина, Ворошилова) можно разглядеть изображения животных — зайца, собаки, козла. С. 120, 123.

2.2.c. На зажиме для пионерского галстука (образца 1930‐х годов) можно прочитать аббревиатуру ТЗШ, что означает «троцкистско-зиновьевская шайка». С. 113–117.

2.3. Жилой дом/завод/архитектурный ансамбль был выстроен немецкими специалистами в виде свастики. Время появления: 1950‐е годы, бытует до настоящего момента.

2.3.a. Объекты-свастики были выстроены врагами таким образом для того, чтобы дать ориентировку немецкой авиации в будущей войне. С. 135–137.

2.3.b. Объекты-свастики были построены пленными немцами для того, чтобы отомстить победителям. С. 139–140.

2.4. На импортном китайском ковре ночью может высветиться портрет Мао Цзэдуна, лежащего в гробу или встающего из гроба, и испугать до смерти. Время появления: конец 1960‐х — начало 1970‐х годов. С. 141–152.

2.5. В немецкой песне группы «Чингисхан» на самом деле поется о готовящемся нападении на СССР и о бомбардировках Москвы. Время появления: 1980–1982 годы. С. 152–155.

3. Легенды об иностранцах и иностранных вещах

3.1. Иностранцы из стран «третьего мира» являются носителями опасной телесной нечистоты и могут заражать ею места общего пользования. Время появления: эпизодически в 1940‐е годы, затем регулярно в конце 1970‐х и в 1980 году, во время Олимпиады.

3.1.a. Некто видел, как негр моет член в стакане, прикрепленном к автомату для газированной воды.

3.1.b. От иностранца из Африки можно заразиться экзотическим кожным или венерическим заболеванием.

3.1.c. Иностранцы из развивающихся стран находятся в симбиозе с разными паразитами: под деснами живут черви, а под кожей — личинки.

3.2. Иностранцы из стран Запада пытаются заразить через инъекции опасными инфекциями советских граждан, а также граждан других социалистических государств. Время появления: 1950‐е годы.

3.2.a. Американцы делают в общественном транспорте советским гражданам микроуколы с возбудителями различных болезней.

3.3. Иностранцы из стран Запада занимаются массовым биотерроризмом с целью навредить жителям социалистических стран. Время появления: 1946 год, пик бытования: 1950–1953 годы, встречается и сейчас.

3.3.a. Американцы с самолетов забрасывают в СССР и другие социалистические страны колорадских жуков, чтобы те пожирали урожай картофеля.

3.3.b. Американцы применяют в Корее биологическое оружие — разбрасывают бомбы с чумными мухами, емкости с мухами и блохами, зараженными болезнетворными бактериями, листья, «пораженные бактериями».

3.3.c. Американцы разбрасывают клещей в ампулах вдоль БАМа. Время появления: 1970‐е годы.

3.3.d. Американцы запускают ротанов в пруды. Время появления: с 1980‐х годов.

3.3.e. Американцы ответственны за появление ядовитого растения борщевика в СССР: они специально завезли его или подарили Хрущеву под видом полезного в сельском хозяйстве растения. Время появления: 1970‐е годы.

3.3.f. Иностранцы во время Олимпиады привезли в Москву специально зараженных мышей. Время появления: 1980 год.

3.4. Иностранцы из стран Запада пытаются навредить советскому человеку, предлагая дефицитный отравленный дар.

3.4.a. Советский ребенок принимает от иностранца в дар лакомство (жвачку, конфету), которое оказывается отравленным (начиненным иголками, бритвенными лезвиями, толченым стеклом). Ребенок может заболеть, получить увечья или умереть.

3.4.b. Советский человек принимает от иностранца в дар/находит на улице дефицитный предмет (авторучку, игрушку иностранного производства), который взрывается в руках.

3.4.c. Советский человек покупает/принимает в дар от иностранца импортные джинсы и обнаруживает, что они отравлены (в швах зашиты ампулы с бледными спирохетами, яд, пакетики со вшами).

3.5. Иностранцы из стран Запада пытаются нанести советскому человеку репутационный ущерб. Время появления: вторая половина 1960‐х годов.

3.5.a. Известный французский актер/певец во время своего визита в СССР покупает предметы женского нижнего белья (трусы с начесом, рейтузы), привозит их во Францию и устраивает из них выставку, чтобы другие французы тоже могли посмеяться над убогостью советской моды.

3.5.b. Советская женщина покупает или принимает в дар импортный купальник. После первого купания выходит из воды обнаженной, потому что купальник становится прозрачным/растворяется в воде, а ее изображение появляется на иностранных порнографических открытках. В книге сюжета нет, но неоднократно нами фиксировался в опросах.

3.5.c. Иностранец фотографирует советских женщин на специальную красную пленку, которая позволяет фотографировать одетых людей, но получать снимки обнаженных. Сделанные таким образом фотографии отдает журналистам, которые с их помощью показывают всему миру аморальность советских людей.

3.5.d. Иностранные туристы и журналисты фотографируют советских детей, получающих от иностранцев жвачку, авторучки, а потом публикуют эти фотографии в зарубежной прессе с подписями «Советские дети просят хлеба» или «Советские дети просят милостыню».

3.6.a. Немцы разбрасывают в деревнях шоколад, зараженный опасными бациллами. Время распространения: 1941–1945 годы. С. 365.

3.6.b. В Афганистане американские солдаты/моджахеды разбрасывают по дорогам игрушки, которые взрываются в руках у ребенка, который их поднимет. Время распространения: 1979–1989 годы. С. 365–366.

4. Легенды об опасных действиях со стороны представителей власти и спецслужб

4.1. Черные автомобили опасны для советского человека. Время появления: с 1930‐х годов.

4.1.a. Черные правительственные машины увозят детей с неизвестной целью и в неизвестном направлении. С. 385–388.

4.1.b. Черные правительственные машины никогда не делают остановок, а зазевавшихся пешеходов просто давят. С. 379.

4.2.c. Выступающие бамперы старых «Чайки» и «Волги» — это скрытые пулеметы. С. 379.

4.1.d. Лаврентий Берия/его заместитель ездил на черной машине по Москве и затаскивал/заманивал туда молодых девушек и женщин. С. 380–385.

4.2. КГБ контролирует поведение советского человека и манипулирует им с помощью специальных приборов. Время появления: 1960‐е годы.

4.2.a. У КГБ есть мощные приборы, позволяющие слышать и/или видеть абсолютно все, что люди говорят и делают в квартире. С. 417–418.

4.2.b. КГБ может видеть со спутника, если человек читает на лавочке запрещенную литературу. С. 417.

4.2.c. Черные «Волги» КГБ оборудованы специальными приборами, спрятанными в фарах, которые показывают, где люди смотрят видеомагнитофон. Обнаружив подпольный видеосалон, сотрудники КГБ отключают свет во всем доме и ловят любителей видео прямо на месте преступления. С. 418.

4.2.d. Существует загадочный прибор/красные очки/фотоаппарат, изобретенный КГБ, позволяющий видеть и фотографировать людей голыми. Время появления в СССР: конец 1970‐х годов. С. 413.

4.3. Советский человек изобретает способ обойти информационный контроль и слежку.

4.3.a. Советский «кулибин»: умный советский инженер из подручных средств собрал прибор, позволяющий смотреть немецкое порно/слушать западное радио, но сосед сдал его в КГБ. С. 420.

4.3.b. Есть специальный прием, позволяющий узнать, прослушивается ли агентами КГБ телефонный номер (набрать комбинацию цифр/зафиксировать телефонный диск на определенной цифре). С. 418.

4.4. Анекдоты о Чапаеве выдумали агенты спецслужб. Время появления: 1970‐е годы.

4.4.a. Анекдоты о Чапаеве выдумывает специальный отдел в КГБ, чтобы канализировать недовольство граждан в безобидный смех и отвлечь их от серьезных экономических проблем. С. 184–185.

4.4.b. Анекдоты о Чапаеве придумали агенты ЦРУ, чтобы дестабилизировать ситуацию в СССР. С. 183–184.

4.4.c. Каждый раз, когда советский ребенок рассказывает анекдот про Чапаева, где-то капиталисты получают деньги. С. 184.

5. Внутренние враги вредят советскому человеку

5.1. Маньяки выбирают себе жертв, одетых определенным образом.

5.1.a. Есть маньяк, который нападает только на женщин в красном/на детей, у которых есть что-то красное в одежде.

5.2. Больные опасными болезнями стремятся заразить советских людей. Время распространения: 1950–1980‐е годы.

5.2.a. Из автомата для газировки по очереди пьет группа венерических больных.

5.2.b. Больные туберкулезом разбрасывают марлю со своей мокротой на детских площадках. (В книгу не вошло, зафиксировано в опросах и интервью.)

5.3. Каннибалы отличаются от обычных людей внешним обликом. Время появления: 1940‐е годы.

5.3.a. У каннибалов растут волосы на лице.

5.4. Каннибалы стремятся поймать людей и продавать человеческое мясо.

5.4.a. В дорогих ресторанах можно заказать человеческое мясо. Время появления: 1920‐е годы.

5.4.b. Существует подпольная фабрика, где каннибалы делают из людей мясные полуфабрикаты и/или мыло. Время и место появления: Тарту, конец 1940‐х — начало 1950‐х.

5.5. Каннибалом оказывается собственный родитель.

5.5.a. Мальчик следит за мамой, она по ночам убивает других детей, чтобы сделать печенье.

5.5.b. Мама посылает ребенка за продуктами. Его ловят каннибалы и перерабатывают на мясо. Мать находит в котлете или колбасе ноготь/палец/колечко, по которому узнает своего ребенка. Время появления: 1970–1980‐е годы

5.6. Цыгане вредят советским людям.

5.6.a. При изготовлении леденцов в виде ярких петушков на палочке цыгане плюют на эти леденцы или облизывают их, чтобы блестели. Время распространения: 1970–1980‐е годы.

5.6.b. Цыгане продают некачественную косметику. После нее выпадают ресницы/покрывается пятнами кожа/распухают губы. Время распространения: вторая половина 1980‐х годов.

5.6.c. Девушка заканчивает помаду/тени, купленные у цыган, и обнаруживает записку «Поздравляем с косоглазием»/«Приятно поболеть СПИДом». Сюжет пересекается с 6.3.d.

5.6.d. Цыгане ловят детей на мясо и содержат подпольную фабрику по производству такого мяса. Время распространения: 1940–1950‐е годы.

5.7. Евреи стремятся истребить всех советских людей.

5.7.a. Врачи-евреи, делая детям прививки, на самом деле прививают им рак, туберкулез, другое опасное заболевание. Время появления: 1950 год. Время активного распространения: январь — февраль 1953 года.

5.7.b. Евреи-фармацевты продают советским людям отравленные или зараженные медикаменты — отравленную вату, рыбий жир с неизвестными «жучками», порошок с добавленным в него морфием, таблетки с проволокой или кусочком свинца внутри, пенициллин с ядом. Время появления: 1950 год. Время активного распространения: январь — февраль 1953 года. См. также 6.3.b.

5.7.c. Евреи заражают воду в школах, подсыпая в баки с водой порошок с бациллами опасной болезни. Это действие случайно видит школьник, выгнанный с урока, и сообщает администрации. Время появления: 1950 год.

5.7.d. Один еврей покончил жизнь самоубийством и оставил записку: «Все, у кого золотые зубы, умрут от рака». Время появления: январь — апрель 1953 года.

5.7.e. Евреи готовят убийство советских политических лидеров. Время появления: май 1952 года.

5.7.f. Врачи-евреи вместо лекарств дают пациентам плацебо, а лекарства продают. Оставшись без нужных лекарств, дети умирают.

5.8. Евреи похищают и убивают детей для получения крови.

5.8.a. Евреи ловят детей, сцеживают кровь для таблеток для омолаживания, а мясо продают.

5.8.b. Евреи похищают детей, потому что они нуждаются в детской крови.

5.8.c. Женщина похищает детей, сцеживает кровь и наполняет ею стержни для авторучек, чтобы сдать их в магазин и получить деньги.

5.9. Неизвестные злодеи пытаются заразить или убить советских людей.

5.9.a. В поручни в общественном транспорте/в перила на лестничной клетке некие злодеи вставляют иголки/бритвенные лезвия.

5.9.b. На черной машине ездят люди, переодетые священниками/врачами, которые похищают детей, чтобы вырезать у них органы, выкачать кровь.

6. Опасная еда, одежда и продукты гигиены

6.1. Мыло сделано из людей (представителей другой социальной и этнической группы).

6.1.a. Китайцы делают мыло из жителей Петрограда. Время появления: 1920 год. С. 280.

6.1.b. Трофейное мыло немецкого производства сделано из жира убитых евреев. Время появления: вторая половина 1940‐х — начало 1950‐х годов. С. 272–275.

6.1.c. Немцы делают мыло из своих убитых солдат. Время появления: 1917 год. С. 275–280.

6.2. Внутри еды или напитка, приготовленного промышленным образом, находится что-то отвратительное и/или опасное. Время появления: 1960‐е годы.

6.2.a. Одна бочка, из которой летом продают квас на улице, случайно перевернулась, и изумленные прохожие увидели, что на ее дне лежала дохлая собака/кошка/опарыши. С. 217, 226.

6.2.b. На некотором мясокомбинате в чан для приготовления фарша падают крысы. Там они перемалываются и попадают в колбасу. С. 231–232, 235.

6.2.c. На некотором мясокомбинате (хлебозаводе, кондитерской фабрике) в результате пьяной ссоры в чан с фаршем (с тестом, с шоколадом) упал сотрудник, после чего его палец был найден в колбасе (батоне, шоколадной конфете). С. 232.

6.2.d. Некто покупает на рынке/на вокзале у частной торговки пирожки/котлеты и обнаруживает там человеческий палец (ноготь, колечко). С. 228, 261, 264, 267.

6.3. Вещи иностранного происхождения вредны для советского человека из‐за качества или скрытых опасных свойств. Время появления: 1960‐е годы, активно распространялся в 1970–1980‐е годы.

6.3.a. Американская жвачка во рту превращается в плесень. С. 374.

6.3.b. Ношение американских джинсов вызывает различные болезни — бесплодие, импотенцию, сжатие тазовых костей, из‐за которого потом женщина не может родить, «джинсовый дерматит». С. 304–305.

6.3.c. Советская женщина покупает импортную косметику (помаду, пудру, тени), от которой ее лицо покрывается прыщами (синеют губы, облезает кожа и т. п.). Так происходит потому, что в импортную косметику добавляют вредные субстанции (клей, свинец, цинк, мышьяк). Время распространения: конец 1980‐х (нет в книге, зафиксировано в опросах или в интервью).

6.3.d. Советская женщина в импортной косметике обнаруживает записку «Добро пожаловать в мир СПИДа». Время распространения: конец 1980‐х годов. Сюжет пересекается с 5.6.c (нет в книге, зафиксировано в опросах или в интервью).

6.3.e. Нитки в импортных нейлоновых рубашках превращаются в червяков. Время распространения: конец 1950‐х годов. С. 300–301, 393.

6.4. Лекарство, предлагаемое врагом, оказывается ядом.

6.4.a. Немцы сбрасывают бомбы с чесноком (который считался лекарством), а этот чеснок оказывается заражен холерными вибрионами. Время появления: Первая мировая война. С. 324–325, 355.

6.4.b. Лекарство, предложенное врачом-евреем, отравлено им или содержит проволоку, камень и толченое стекло. Время появления: 1952–1953 годы. С. 355.

bumps

bumр

вверх

непроебамп

bumք

>>581675
О, помню буквально эти штуки. Раскачивайся сам, ещё и за деньги. Правда это были уже 90е. Взимали ли плату в СССР - не знаю.
А ещё вполне себе инструмент эволюции - отсев малолеток с неработающим инстинктом самосохранения путём их самовыпила под такими качельками. Особенно с учётом что по дворам были и вплоть до десятиместные вариации с соответствующей металломассой и инерционной мощью этих дур.
(А те что на картинке ещё мелкие, всего на два места)
>>637099
А что со стиральной доской не так? (Кстати сейчас такое не найти, и не то чтобы необходимость в них совсем отпала - сложные загрязнения один фиг отстирать можно только вручную и тут такая штука хороший помощник)

>>341486
>Некто видел, как негр моет член в стакане, прикрепленном к автомату для газированной воды.
Боюсь даже представить, сколько членов было помыто в каждом таком стакане. Скорее всего, тот, кто "видел", сам периодически полоскал свой хуец в общественном стакане.

>>336200
Пиздец мерзкий тред. Повеяло этими раздолбанными дворами, сморщенными беззубыми алкашами в тельняшках, запахом табачного дыма, уродливыми шепелявыми бабульками, их внуками-гопотой. Всем этим, блядь, русским духом. "Страна приливов", сука. Блядь, рили сумасшедший мерзкий народец.

Уровень страха перед врачами-евреями хорошо иллюстрирует случай, описанный в воспоминаниях Н. Я. Раппопорт. Во время обыска в доме ее отца, арестованного по «делу врачей», один из сотрудников МГБ случайно порезал палец. Испуг чекиста и его коллег перед возможным отравлением показывает, что работники карательных органов были подвержены моральной панике не меньше рядовых граждан, а слухи об отравленных лекарствах были для них источником не менее значимым, чем Политбюро:

Порезался в доме врача-вредителя! Дни его сочтены! Он сидит на стуле белее стены, вытянув вперед руку с пораненным пальцем, товарищи окружили его и встревоженно переговариваются. Что предпринять? Как спасти? Оригинальный выход предлагает моя мама — она приносит потерпевшему пузырек с йодом. Возбуждение достигает апогея: мазать или не мазать? Один мужественный доброволец капает каплю йода себе на ноготь, все по очереди нюхают и решают не рисковать. Куда-то звонят, вызывают машину и увозят пострадавшего — наверное, в спецполиклинику, где царапинку смажет и перевяжет проверенный и надежный русский врач [674].